– Здравствуйте, мэм, я Джессика, это Митти, мы парамедики, и у нас к вам будет несколько вопросов. Очень важно, чтобы вы ответили правдиво.

Джессика пробегается по вопросам, которые, очевидно, задавала уже миллион раз: «Где болит, мэм? – Ну, в основном дыра в спине, где был нож. – Вы принимаете наркотики? – Нет. – Есть аллергия на какие-нибудь лекарства? – Нет. – Можем ли мы снять с вас эти очень дорогие вещи? – Ну, я все равно уже испачкала их кровью. – Тут больно? – Немного. – А тут? – ААААААААААААААА!»

Во время всего этого процесса Митти кладет меня на правый бок на каталку, измеряет давление, светит мне в глаза, спрашивает, чувствую ли конечности и могу ли подвигать пальцами рук и ног, а затем я сжимаю пальцы рук и ног, после чего он объявляет: «Хорошее наполнение капилляров во всех конечностях», и я отвечаю: «Отличные новости!»

Они оба смеются.

В считаные минуты меня загружают в карету «Скорой помощи».

– Эй, можно мне секундочку поговорить с моим другом? – спрашиваю я Джессику.

– Да, конечно.

– Энди! – кричу я.

Он сбегает оттуда, где разговаривает с полицией.

– Да?

– Слушай, прозвучит дико, и первым делом нужно убедиться, что я в порядке, но думаю, я в порядке… – Мне было неловко озвучивать свои мысли, и я приняла это за добрый знак. – Нам нужно всех опередить. Нужно говорить громче, лучше, иначе этот случай станет еще одним поводом обвинить Карла. – И в этот момент я смотрю на Карла. Он стоит на том же месте, бесстрастный, царственный, могущественный и неуязвимый, пусть даже и без руки.

– Как только полицейские со мной закончат, да, я все сделаю.

– Нет, полицейские заберут отснятый материал. Тебе лучше отдать мне карту памяти.

Он мгновение обдумывает это, а затем понимает, что я права.

– Черт возьми, девушка, ты потрясающе ясно мыслишь для человека с дырой в организме. А как быть с последней репликой?

– Давай сейчас запишем.

Он щелкает камерой и вынимает микрофонный кабель, так как медики сняли мой микрофон вместе с остальной одеждой. Энди ненавидит использовать встроенный микрофон, но идею случайно записать изображение без звука он ненавидит значительно больше.

Найдя кусок чистой рубашки, чтобы вытереть объектив, Энди садится на корточки, сантиметрах в тридцати от моего лица, чтобы встроенный микрофон лучше принимал звук.

– Мотор.

На записи видно, что я лежу на боку на каталке. На заднем плане маячит «Скорая», рядом бродят Митти и Джессика. Я в беспорядке, и на моем лице все еще видны разводы от Беллакура. Единственное, чем прикрыта верхняя часть моего тела, это одеяло. Очень дерзкий кадр.

Я возвращаюсь к своему представительному голосу, сильному и смелому, хотя это больно:

– Как я уже сказала, даже в эти ужасные дни, даже когда все, о чем мы способны думать, – поступки худших из нас, я горжусь тем, что я – человек.

Энди вытащил карту и протянул ее мне под одеялом. Я сунула ее в карман штанов.

– Вообще-то нам не положено задавать много вопросов… – начала Джессика в машине «Скорой помощи» в шести минутах езды от больницы, пытаясь перекричать сирены и грохот мотора. Я лежала на боку, лицом к ней. Видимо, они не хотели, чтобы я давила на рану.

– Поясните, – попросила я.

– Ну, парамедикам много чего не положено. Первое: спрашивать, что случилось. В основном мне все равно, но даже если нет, я не имею права задавать лишние вопросы. Моя работа заключается в том, чтобы поддерживать пострадавшего по пути в больницу. И, ну, нам нельзя проявлять интерес, если пострадавший – узнаваемая личность.

– Ой. Что ж, здрасьте, я Эйприл Мэй, возможно, вы видели меня в таких роликах на ютьюбе, как «Эйприл Мэй и нью-йоркский Карл». – Говорить было больно, но не намного больнее, чем дышать.

– Я так и подумала. – Мне понравилась Джессика с ее большими очками в тяжелой оправе и ярко-красной помадой. Если бы мне пришлось угадывать, я бы предположила, что она на пару лет старше меня. Она постоянно проверяла мое кровяное давление и дыхание.

– Я поправлюсь?

– Занятно, что это еще одна вещь, о которой мы не должны говорить. Если я скажу да, а окажется, что нет, ты сможешь подать на меня в суд.

– Ой. Что ж… – Я на секунду задумалась. – Если бы человек именно с моими симптомами находился в твоей машине «Скорой помощи», ты бы переживала, будет ли он жить?

Она улыбнулась:

– Нет, я бы не стала.

Манжета с шипением выпустила воздух, но Джессика оставила ее на моей руке.

– Приятно слышать.

– Хочешь болеутоляющее?

– Нет, мне больно, но я в порядке. На самом деле, если хочешь сделать мне одолжение, не могла бы ты заглянуть в карман моего пиджака и посмотреть, там ли телефон?

– Да, я уже проверила. Хочешь, чтобы я кому-то позвонила? – спросила она, вытаскивая сотовый. – Ой. Черт, девочка, у тебя около восьми миллиардов текстовых сообщений.

– Значит, проверка телефонов пациентов не входит в список того, что вам нельзя делать?

Она очаровательно смутилась:

– Раз уж ты упомянула…

– Не волнуйся. А ты не могла бы написать Робину? Просто скажи, что у меня минимальные повреждения, в какую больницу меня везут, и попроси передать эти новости моим родным и друзьям. И пусть принесет мне ноутбук.

Я дала ей пароль, она набрала текст и сказала:

– Кстати, тебя везут в Белвью.

– Как здорово!

– Здорово?

– Да. Это такое красивое здание, всегда мечтала его посмотреть. Хотя предпочла бы менее болезненный способ туда попасть.

Она отправила сообщение, я услышала характерный свист и немного расслабилась.

– Плохая новость: тебя везут в некрасивое здание.

– Да уж. Теперь, наверное, мне надо поговорить с родителями.

– Не мое дело, но у тебя еще куча сообщений от некоей Майи, похоже, она очень волнуется.

Я издала долгий стон.

– Не бери в голову! Прости. Это не мое дело.

– Нет, все хорошо. Просто напиши ей, что я в порядке, все не так плохо, как выглядело. Отправь то же самое моим родителям, скажи им, что я еду в Белвью.

Еще два свиста.

Я чуть подвинулась, и тут же снова закружилась голова.

– Ооооооо.

– Извини, мне не следовало позволять тебе так много говорить, – сказала она, снова накачивая манжету. – Что чувствуешь?

– Просто голова кружится. Еще ощущение, что во рту полно травки, тошнит и в пот бросает. Но, может, просто дело в том, что я еду полуголая в машине с милой девочкой-фельдшером.